…Сквозь сумятицу чувств и абстрактных мыслеформ доносился слабый голос… Будто из тёмной, как ночь, бездны, пожирающей любые звуки, мысли, переживания… Будто маленький огонек далёкого маяка зажёгся на изгибающемся горизонте в ночную бурю…

…Шум… Будто тарахтит холодильник… да, так и есть… Свинцовые веки с трудом поддались, едва оставив маленькую бойницу для обзора. Реальность будто попала в миксер – цвета, смешиваясь на палитре неведомого художника-сюрреалиста, приобретали невиданные формы, ложились на предметы, перекраивая привычный холст картины жизни… Сергей медленно поморгал, стараясь смыть всю цветастую жижу. Чуть получше… Белый потолок… Такие же были в доме его бабушки, когда он приезжал к ней в деревню на летние каникулы… На грудь вдруг опустилась приятная тяжесть. Парень чуть приподнял голову, оглядывая себя сквозь размытую завесу. Тело его, укрытое тёплым одеялом, лежало на деревянной койке. Сразу вспомнил себя в детском садике – там тоже приходилось делать вид, что засыпаешь на таких же кроватях под пристальным оком добродушной воспитательницы. На груди почти прямо под носом сидел большой пёстрый кот. Зализывая свою плотную упругую лапку, он тщательной проводил ею несколько раз по серо-коричнево-белой мордочке, по сырому розоватому носу, разглаживая длинные белые усы-антенны и умывая желтовато-зелёные глаза. Сергей усмехнулся и устало отвалился обратно на подушку. Покосился вбок. Кровать его стояла в дальнем углу небольшой, но просторной комнаты. Рядом по правую руку, через небольшую тумбочку, вдоль стены стояла такая же койка, дальше виднелся проход в соседнюю комнату, в углу – массивный деревянный сундук. В примыкающей стене было окно, сквозь которое комнатка и наполнялась хмурым светом. У противоположной стены было оборудовано некое подобие кухни – висящие шкафчики, электрическая плита, раковина с умывальником и тихонько гудящий холодильник. Чуть слева от него шла дверь, наверняка, входная. В углу у двери стоял небольшой шкаф. Перед ним, у конца своей кровати Косых увидел простенький стул, на котором покоились его одежда и рюкзак. На деревянной стене рядом с его койкой висел широкий ковёр с замысловатым красным узором. В самом же центре комнаты стоял широкий стол с постеленной матерчатой скатертью и задвинутыми стульями. Сергей не без усилия поднял обессилевшую руку и погладил кота. Тот, довольно зажмурившись, подставил мордочку под его пальцы. Сталкер перевёл взгляд на себя. Грудь и живот были аккуратно и умело перебинтованы, лишь под правой ключицей проступало маленькое багровое пятнышко от давней крови. Он облегчённо вздохнул, мысленно благодаря своего спасителя.

– О! Надо же, проснулся… Вижу, вы с Мурзиком уже познакомились… – улыбнулся неожиданно вошедший в дверь рядом с холодильником Николай. Сергей, почувствовав, как радостно затрепетало сердце, дёрнулся было, желая сесть на кровати, но вдруг скривился – резкая боль змеиным ядом мгновенно растеклась по всему телу, не обделив ни один уголок его бренной плоти. Даже котяра, сидящий на нём, удивлённо посмотрел на него – мол, совсем сдурел так вскакивать?

– Иш, какой шустрый, – подлетел к нему Коля, укладывая обратно на мягкую подушку. – Я, конечно, понимаю, ты рад меня видеть, но не до такой же степени… Всё-таки, как-никак, от комы только очнулся. Думаю, ты помнишь ещё, как меня зовут – Колян я, Северский.

Он присел на корточки рядом с койкой.

– Ну, как самочувствие?

– Такового не имеется… – скривился сталкер, – будто не моё тело стало…

– Хм, ну… ничего… – выдохнул тот. – Бывает такое первое время… Ладно, ты отдыхай, я пойду. Ещё дел вагон…

– Где мы? – просипел Косых.

– В одном очень заброшенном и очень стареньком месте. Его Костик ещё…

– Он жив? – встрепенулся парень.

– Спрашиваешь… Да он ещё поздоровее нас с тобой будет… так вот, его он нашёл где-то… м-м… год назад… пара построек, но про него почти никто не знает… Считай, ты третий… Спрятано оно надёжно… потом сам поймешь, почему…

– А ты-то как жив остался?

– А как… А никак… я, в отличие от некоторых, на задания бронежилет надеваю. Помял тот ублюдок меня, но ничего… Правда, плечо нахрен прошил, тоже до сих пор залечиваю… Хорошо хоть, стреляет он с левой как моя бабушка. Ладно, ты спи, тебе ещё сил набирать.

Он поднялся и вышел на улицу. А Сергей с всё расползающейся к ушам улыбкой от неимоверного счастья, что его друзья, пусть не все, но живы, облегчённо закрыл глаза. Короткошёрстый кот с простецким именем Мурзик, снова улёгшись, мирно и таинственно забурчал. Заворожённый его приятной слуху песней, парень вновь провалился в сон…

Проснулся он только на следующий день. Боль постепенно исчезала, таяла, словно снежный сугроб под лучами пробудившегося весеннего солнца. А потому он уже смог, несмотря на увещевания Николая, встать на ноги. Естественно, слабость от антибиотиков, что колол ему Костя, еще давала о себе знать, напоминала головокружением, лёгкой головной болью, периодическим помутнением в глазах и ногами, вмиг становившимися ватными. Тем не менее, пошатываясь, будто одинокое деревце на сильном ветру, он наконец-таки крепко обнял своих друзей. Казалось, они знали друг друга целую жизнь, даже больше, прошли через все круги ада и вместе были готовы проделать это ещё раз. И лишь Мурзик, что, изгибая спину от удовольствия, мягкими боками заботливо тёрся об их ноги, казалось, не замечал их душевных переживаний, желая сейчас одного – съесть чего-нибудь вкусненького.

Выйдя на крытую просторную веранду крыльца, Сергей понял, о чем говорил Николай. Селение это, а даже, вернее, три небольших строения – большая избушка, скромненький сарайчик и банька – и вправду располагались крайне удобно во всех смыслах. На крутом взгорке, обнесённое уже покосившимся, как Пизанская башня, но всё ещё крепким дощатым забором, поселение буквально уходило вглубь густой чащобы. Баня была возведена немного подальше, в глуби, чуть в стороне был деревянный туалет, а сарай и дом собственно также умело терялись среди плотной паутины мелких ветвей кустарников и широких стволов деревьев смешанного леса. Наполовину скрытая от любопытных глаз широкими еловыми лапами, опушка была защищена глубоким оврагом у подножия. Лишь едва заметная тропка, петляющая вдоль границы с лесом, была единственным подступом, позволявшим попасть в этот укромный уголок. Вполне вероятно, какой-то неведомый лесник отстроил здесь себе домишко, но вскоре покинул, возможно даже ещё в 86-м. На всякий случай здесь был и глубокий крытый колодец, старый, но ещё не пересохший, со скосившимся барабаном. Подле него, прикрытый досками, лежал водяной электронасос с мотком длинного шланга, который притащил сюда Костик. Электричество так же появилось здесь благодаря ему. А точнее – благодаря четырём «Вспышкам», подсоединённым к главному распределительному щитку за домом. В баню под главный бак, в который насосом набиралась вода, в любой момент можно было положить три «Огненных шара», что покоились в контейнерах здесь же, на полке, на случай надобности. Удобно и не было необходимости рубить лес на дрова. Таким образом, старое поселение лесничего ожило, превратившись во вполне сносное место жительства. В общем, как сказали бы сегодня в цивилизованном мире – все удобства.

Ближе к вечеру они уже сидели у небольшого костра, что мастерски развел посреди двора турист-любитель Соколов, жарили сосиски и колбасу, периодически подкидывая лакомые куски требовательному Мурзику. Уминали салат из морской капусты, которая, как известно, отлично выводит радионуклиды, пили в умеренных количествах, или, как говорил Коля, «чисто в профилактических целях», прозрачную, обсуждали минувшие события. Именно тогда Сергей и узнал, что после его отключки, начался Выброс. Бандит удрал, а кое-как оклемавшийся Северский быстренько оттащил бесчувственных друзей в третье хранилище, единственное, где была возможность хоть как-то переждать это небольшое светопреставление Зоны без последствий. Когда же всё прошло, очнулся Костик. Тогда и решили перенести Сергея в это укромное местечко. Они похоронили своих собратьев неподалёку от хранилищ, оттащили трупы мародеров в небольшую канаву и засыпали землёй. Взяли свои вещи и к концу того же дня добрались до этой опушки. Уже здесь, Николай, бывший хирург, установил, что Косых впал в кому, в которой он и пробыл целых четыре дня. Спасло его, можно сказать, лишь чудо. Или сам Господь Бог. Это уж каждый волен выбирать сам.

Но, как бы там ни было, вновь встретившись взглядом с Костей вскоре после своего пробуждения, Сергей узнал в нем нечто такое, что невозможно передать, одновременно родное и знакомое, нечто, что не видел Косых доселе ни в чьих глазах. Это был тот же неуловимо-спокойный взгляд старого доброго Кости, но теперь Сергею было знакомо то безмолвное нечто, чему он всегда удивлялся, если ему удавалось заметить это в друге. И сейчас, на миг задумавшись, они смотрели друг на друга с добротой, братской любовью и взаимным пониманием чего-то нового. А затем оба лишь таинственно улыбнулись.

– Теперь ты понял? – сейчас вопрос Кости звучал больше как утверждение. Уже наступила ночь, сквозь немногочисленные прорехи в разреженном, тонком полотне облаков-кочевников виднелись звёзды. Довольно потрескивал сухими поленьями костерок, отдавая своё тепло троим сталкерам, пространство вокруг погрузилось в мягкий, словно мамин голос, отсвет его сияния.

– Да, – коротко ответил Косых и едва заметно улыбнулся уголками губ. – Истина оказалась проста до невозможности.

Костик тоже довольно усмехнулся и, закивав, повертел тонкие алюминиевые прутики с нанизанными на них сосисками. Северский вздохнул, глядя на пламя и потянулся за лежащей неподалёку акустической гитарой. Подкрутил колки, настраивая стальные струны, попробовал пару аккордов и, размяв пальцы, заиграл.

Сергей запрокинул голову. Вверху, на гигантском аэродроме космоса сквозь постепенно истлевающие облачка проступали звёзды, будто актеры, появляющиеся на сцене огромного Вселенского театра. Занавес эфемерных облаков постепенно удалялся, прожектор полной луны также стремительно очищался от лишних небесных накидок. Мягкий янтарно-апельсиновый ореол молодого ночного светила гармонично вписывался в тёмные декорации бездонного пространства. Скопления малых и больших Солнц, объединённые в созвездия, начинали свой бесконечный танец, лёгкими мотыльками незаметно скользя по ровной глади космического океана. Удивительным образом их вальс прекрасно соединялся с магической музыкой, что лилась со струн акустического инструмента. Все живые существа, казалось, сейчас следили за этим всесветным художественным этюдом, что уже длился, и что еще будет длиться миллионы лет. Будто сам Творец всего мира, Великий Дирижёр, безмолвно следил вместе со всеми за своим величайшим произведением искусства, от которого каждый на Земле, глядя на ночной купол, замирал от восхищения и тихого восторга. В такие моменты в Зоне стихали крики, звуки бессмысленной стрельбы, не выли тоскливо слепые псы, не каркали возмущённые и недовольные вороны. Земля отчуждения сама как будто становилась ближе к мировому совершенству и уже переставала быть отчуждённой. Даже в таком месте, как, впрочем, и во всём мире, чувствовалась величайшая гармония и волшебный баланс, с самого Сотворения выверенный Грандиозным Математиком…

…Он открыл глаза. Поднялся, сев на твердой кровати. Огляделся. Рядом, на соседней кровати мирно сопел Никола, отвернувшись к стенке. Сергей усмехнулся, вспомнив, сколько тот вчера выпил «в профилактических целях». В соседней комнате также тихо спал Костик. В раковине ещё лежала пара немытых тарелок, до отвала наевшийся вчера Мурзик, удобно пристроившись на плоской крышке сундука, повернул в его сторону чуткие уши-локаторы. Парень встал, по холодным доскам пола в одних трусах прошёлся до стула. Одежда, что ещё помнила те страшные выстрелы, лежала прямо скинутая поверх рюкзака. Дырки в свитере и такие же кофте, в боку и чуть повыше правой груди. Сергей вздохнул, вспоминая былые события. Даже уже начавшие затягиваться раны на его теле в резонанс на картины прошлого тоже отозвались приступом неприятной боли. Заметив, что из малого кармашка рюкзака выглядывал его КПК, он подтянул его к себе. Прошелся пальцами по родному экрану. Как всегда, сообщений – ноль. Хм, надо же, ещё и шести часов нет. Как же давно он не поднимался так рано! Он усмехнулся, положив «помощника» обратно, рядом с ножом в чехле, заботливо снятым с его пояса, коснулся взглядом своего «Калашникова», висящего на спинке стула